итак, есть даниэль, он родился в 1937 г., его мать еврейка, которая не смогла получить из-за этого образование (впоследствии конвертировавшаяся в католицизм) и, по его воспоминаниям, не могла спокойно проходить мимо школы (всё время плакала – поэтому он говорил потом, что "мы должны реализовать все интеллектуальные штуки, которые моей маме сделать не дали"); когда ему было 13, ему вслед кричали "пидор", он ещё не был уверен, что это правда, но мать, слишком хорошо знавшая, что такое угнетение, дала понять, что, если что, она на его стороне.
вот он учится на философии, вот он общается с одним из профессоров, вхожим в общую интеллектуальную тусовку,
вот ему 23 – октябрь 1960, этот профессор говорит: мы сегодня идём ужинать с роланом бартом и ещё с одним чуваком, он, по-моему, самый крутой философ сейчас, он только что вернулся из гамбурга, пошли с нами, я вас познакомлю!
потом даниэль говорит: я сразу тогда заметил разницу в обращении, и барт, и другие, все общались со студентами свысока и вообще всё-таки были пафосные, а он притащил на ужин парочку своих гамбургских студентов и общался с ними без всякой там напыщенности. может, конечно, это из-за того, что он несколько лет работал за пределами франции, но факт есть факт.
вот ему 46, – он приезжает в сальпетриер днём 25 июня 1984, его встречают словами: а вы что сюда приехали? вам уже в госорганы надо, за свидетельством о смерти.

1963
август: МИД предлагает фуко место главы "французского культурного центра" в токио, которое ему давно хотелось получить
октябрь: фуко отклоняет предложение, чтобы быть рядом с даниэлем, который готовится сдавать agrégation по философии
(что-то типа кандидатского минимума, в общем, необходимое для разрешения преподавать; сам он, кстати, сдал оную со 2 раза, потому что в первый год был занят суицидальными попытками, от которых ему сначала выписали колёс, после чего он попытался убить себя этими самыми колёсами)
сюжет наподобие "даров волхвов" о'генри:
–такое крутое предложение, да и франция опять заебала, надо ехать. но чёрт, ехать без дани?
–не могу с ним поехать, не могу забить на agrégation, нужно же что-то иметь в кармане – он будет работать, а я чё, борщи варить?
–может, он потом присоединится? но это получается, что я его брошу в ответственный момент!
–ай ладно, там как-нибудь образуется. мишелю важно получить это место, так что пусть соглашается, а потом уже придумаем, как найти мне работу.
–откажусь, потому что хочу быть с ним.
–надо ему поскорее сказать, а то ведь откажется.
–дани, я отказался!

даниэль:
–...и мы решили жить вместе. когда я только переехал к нему (~сер. 1961), он сказал, что надо отметить начало нашей семейной жизни (vie conjugale) совместным походом на рынок. все продавщицы нам умилялись, а я прямо как-то не мог, мне казалось, что это слишком.
–он как-то прибегает со словами "дани, я нашёл в шотландии пресвитера, который венчает гомосексуалов, поехали жениться!" э, зачем, спрашиваю я, это же не имеет никакой законной силы. ну просто так, символично! нет, говорю я, это не имеет практической пользы, это бессмысленно. сейчас я жалею, что отказался, это был бы прекрасный и очень милый символический акт.
–с ним кто-то поговорил о возможности усыновить ребёнка с филиппин, увидев, что мы хорошо с ним обращаемся и что ребёнку у нас нравится. он берёт паспорт и говорит "ну что, я готов, пошли регистрировать ребёнка!" я, конечно, велю ему сесть на место. мы проговорили несколько часов и в итоге решили, что лучше этого не делать. я был совсем не уверен, что ребёнку будет хорошо в семье с двумя папами. чего доброго, его будут дразнить "fag baby".
–его, конечно, раздражало, что я часто не заканчиваю тексты, которые начинаю писать, бросаю, начинаю новые, но сам он был довольно-таки безумный: однажды его побили копы, он сутки никому ничего не говорил, а через день уже помчался участвовать в новых протестах;
–вы всегда говорите "фуко", ни разу не называете его "мишель", отчего так? / –я раньше только по имени его называл, но, понимаете, он же публичный человек, мы часто оказывались на разных тусовках, где все сразу же, услышав, как я говорю, начинали повторять за мной. меня это страшно бесило, это ведь "мой мишель".
–вам норм давать интервью по-немецки? / ну, сойдёт, я в школе что-то учил / а фуко же тоже знал немецкий? / ой да он был ебаный германофил, читал хайдеггера, а ещё был случай, он неправильно привёл какую-то немецкую цитату на экзамене, что его невероятно фрустрировало. его отец спрашивает, мол, что ты хочешь в подарок на праздник? тот заливается слезами и говорит "знать немееееецкииииий".
–каково было жить с ним? / легко. мне было легко. б-же, он столько работал, вы просто не представляете, сколько;
–он вообще не очень разбирался в современной музыке, больше слушал классику и минималистов, всякий послевоенный авангард (и встречался в 50х с жаном барраке, но тот слишком много бухал и слишком был помешан на музыке и больше ни на чём, так что стало тяжеловато), но я его сводил на дэвида боуи, ему понравилось! правда, отличать его от мика джаггера он не научился;
–вы обсуждали с ним его работы? / ну, понимаете, это всё так было устроено, что, если он хотел обсудить делёза, он звонил делёзу. не то чтобы профессора философии – тотальные задроты, которые ни о чём больше не говорят. но если ему хотелось что-то мне показать или обсудить, то, конечно, это происходило. я как-то сказал, что мне не нравится предисловие к "словам и вещам", и он переписал его (правда, в издании сша всё равно старое осталось).

это всё местами тяжело даже просто читать, потому что это слишком (слишком красиво в том числе). и это то, на что мало кто обращает внимания, если даже знает. вспомнить даже заметки эдварда саида (1979) о том, как он приезжал на конфу про арабо-израильский конфликт (пригласили сартр и де бовуар). её проводили "у фуко на хате", и саид писал, мол, это была такая аскетичная хата, приспособленная для проживания одинокого философа.
>одинокого
>философа

в общем, дани унаследовал квартиру и все архивы, но законодательство так устроено, что просто так один мужик другому мужику, с которым он не состоит в родстве, завещать ничего не может. поэтому ему пришлось судиться с родственниками, которые в итоге обладают частью прав на часть наследия (бумажек) и продать свою квартиру, чтобы заплатить 65% налога. с одной стороны, он иногда обозначает себя как "вдовца", при этом производит впечатление нежелающего обсуждать "личную жизнь" (иногда я немножко напрягаюсь, видя, что не так много его спрашивают о себе, – а он, в конце концов, журналист и препод философии, но прежде всего знатный гражданский активист, каким и был (militant) на момент знакомства и к чему в 70е приобщил, собственно, мужа); с другой, все эти интервью он начал давать в последние лет 5-6. иногда уже сами репортёры спрашивают его, мы не многовато вопросов про фуко задаём? и он отвечает: блин, ну он повлиял на всё, вообще на всё, что со мной связано и кто я есть. я до сих пор ощущаю его присутствие во всём, хотя уже прошло больше лет без него, чем с ним, но, в общем-то, мы всё ещё вместе.
с одной стороны, он рассказывает все эти милые истории про пресвитеров и рынок, с другой, есть интервью "последние дни", где ну совсем невозможно, всё это с "мы просидели в коридоре до вечера, нас никто не хотел принимать, я сейчас понимаю, что надо было скандалить, надо было требовать, чтобы нам дали какое-то отдельное место, потом дали еды, но нет. потом пришла какая-то другая сотрудница, спросила, кто это, – сказала, что сейчас всё будет в лучшем виде. уже потом выяснилось, что творится пиздец, потому что режим дезинфекции не соблюдали, – мне отвечают, что "нас тогда торопили, поэтому мы не успели до конца прибраться"; и все эти дисциплинарные примеры, безусловно;
до меня, конечно, всё начало доходить только на похоронах. мне говорят: там с часу дня пресса ждёт руководства, что писать про причину смерти. я отвечаю: подойду к пяти (хочу, чтобы его родственники к тому времени уже выехали за пределы парижа). подхожу, вижу, что написали "причина смерти: спид". мне говорят: видите? вы только не волнуйтесь, мы сейчас это всё замажем, как будто ничего и не было! я сначала не понял, потому что вроде как такие вещи вообще не пишут в бумагах, а потом не понял, зачем что-то замазывать, мы всегда жили открыто, были активистами, я не видел в этом никакой проблемы. "как это вы не понимаете?!?!?!".

он-то жив, ему 78, живёт в унаследованной квартире, преподаёт, недавно продал архивы национальной библиотеке почти за 4 миллиона евро. нет, с режимом доступа ничего не понятно. нет, это значит только их сохранность, а не чьи-то привилегии всё прочитать.

в одной книжке (2013) на страницах 11-84 размещён раздел "хронология", по которому можно сверять едва ли ни какие угодно важные факты. а иногда даже их причины и следствия. конечно, никто из исследователей не обладает доступом не только ко всем этим письмам, показывающим неочевидную динамику мысли, но и к самому опыту жизни вместе, настолько интенсивному.

(безусловно, некоторого рода полиамория, безусловно, "даниэль только что приехал в париж продолжать обучение, так что хотел поскорее открыть все его удовольствия; мишель, вернувшийся из гамбурга, видимо, занимался примерно тем же"; безусловно, "ну, это не было никакой моногамией, в регулярное отсутствие друг друга мы спокойно тусили с разными другими партнёрами, –
правда, был один момент: после возвращения из швеции, где все были друг с другом на "ты", у него был пунктик по этому поводу, так что со мной он любил быть на "вы". иногда он звонил из командировок, мол, ну что, уже ебёшься там с кем-то? ты главно на "вы" его не называй!")

в этой хронологии пометка: 'letter', without indicating recipient, denotes a letter sent to Daniel Defert.