if i had a time machine так и не дописанная.
Человек, отгородившийся от внешнего мира, живет, завернувшись в кокон собственных мечтаний. Иногда общение с внутренними духами бывает гораздо полезнее, чем с экземплярами извне. Но это все лирика, действительно же движущая сила мечты состоит в том, что она подталкивает, подстрекает, заставляет верить, надеяться и ждать, ты живешь ради идеи, ты пропитан ей. В основном, наши мечты связаны с некими преобразованиями, какие мы бы желали произвести в собственном будущем. Мысль может казаться эфемерной, недосягаемой, чем-то из разряда галлюцинированного бреда – но иногда это оказывается гораздо проще, чем ты ожидал. Удачно полученное образование, любимая работа, успешная карьера, счастливая семья – вот те рядовые, но, бесспорно, насущные вещи, о которых грезит практически любой. Все это человеку еще предстоит испытать, все это – история будущего.
На данный момент существенную часть моего мозга занимает мысль по преобразованию события прошлого, происшествия 218-летней давности. Трагедии, которая, возможно, существенно изменила ход истории. О предполагаемых последствиях мы можем рассуждать лишь в сослагательном наклонении, чего наука история терпеть не может – вариантов развития событий много, но претворен был в жизнь лишь один, как это ни прискорбно. Откройте любой научно-фантастический роман, в котором идет речь о перемещении в пространственно-временном континууме – неизбежно прозвучит предупреждение первостепенной важности для участников эксперимента: «Никакого вмешательства во время!» Помните, эффект бабочки? Мы можем наблюдать, делать записи, фиксировать увиденное – но никакой самодеятельности. Как жаль… Рациональным началом в мозгу осознаешь, что это единственно правильное поведение в подобных условиях – кто знает, предотврати ты его убийство, что бы стало с Наполеоном? Какой бы политический режим воцарился в стране, и к каким бы последствиям это привело? Вдруг к власти пришел бы некий диктатор, поработивший полмира? Что бы было с Россией? Вернешься ты домой – а там, предположим, война бушует.
Но, сердце, способное тонко чувствовать, сопереживать несчастьям и отказывающееся мириться с несправедливостью – сердце громко протестует. Сердцу хочется, чтобы все были счастливы, а особенно – заслуживающие этого. Человек, о котором пойдет речь ниже, и увидеть которого я направляюсь в своей воображаемой машине времени, бесспорно, это счастье заслужил.
Не знаю, насколько на данный момент я готова и достойна о нем судить, однако фонтанирующий желанием выплеснуть кипящие мысли мозг повелел мне открыть документ и приступить к повествованию.
-Жеан, она готова!
Около 8 утра ясным мартовским днем меня будит телефонный звонок. Заранее приготовив парочку отборных ругательств, я снимаю трубку и сонным голосом осведомляюсь, даже не утрудив себя взглянуть на определитель номера:
-Кто там в такую рань?
-Это я, Антон. Ты что, еще спишь? Ах да, соня, я совсем забыл, что по выходным раньше полудня ты не способно адекватно воспринимать реальность.
-Эй, проклятый физик, хватит подшучивать. Что случилось?
-Понимаешь, сегодня я еще раз все проверил… Не знаю, насколько я прав, но по-моему, она готова к использованию.
«Готова к использованию». Эти слова уже снились мне. Несколько месяцев назад в экспериментальной лаборатории был запущен проект, который обещал перевернуть жизнь человечества. Небольшая группа молодых ученых собиралась создать то, о чем люди грезили веками – машину времени. Была проделана фундаментальная работа, опробовано несколько экспериментальных моделей – разумеется, в прошлое запускали не людей, а животных – насекомых, потом рептилий, млекопитающих. И вот, кажется, настал тот знаменательный день, когда в кабину может зайти человек.
Я, гуманитарий до мозга костей, даже и не пыталась вникнуть в мудреные рассказы Антона о сути функционирования машины. Одно лишь мне было ясно наверняка – это в корне изменит изучение истории. Мы сможем стать свидетелями, а, возможно, и соучастниками тех событий, о которых ходят легенды, но уже давно не осталось в живых ни одного очевидца. Разумеется, мне как исследователю хотелось испытать машину в действии, увидеть своими глазами античные государства, средневековые деревеньки, творцов Возрождения за работой, Москву и Петербург последних двух столетий…
Но была у меня и личная цель. Я хотела, вернее нет, мечтала отправиться в совершенно конкретное время и место, вплоть до улицы, до дома. До человека, жившего там. Мне нужно было не просто взглянуть на него и убедиться в его существовании. Мне нужно было задать ему несколько вопросов. Образ, составленный по отчетам современников, крайне противоречив и многогранен, что усложняет объективное толкование и осмысление персоналии. Прошло уже более двух столетий с момента событий, о которых я собираюсь поведать. Перечитаны монографии и судебные отчеты, просмотрены имеющиеся выдержки из печатных изданий и свидетельства современников. Но всегда существует что-то, остающееся неясным. А значит, единственный способ составить собственное мнение и узнать правду – спросить у него самого.
-Антон, когда я могу отправиться?
-Завтра.
Господи, неужели уже завтра?... Сначала непонятно откуда взявшееся восхищение, затем бесчисленные ночи, проведенные без сна – потому что материала столько много, и он настолько неоднозначен, что порой разбор затягивается надолго. Потом – горькое сожаление, что все это давным-давно в прошлом, и больше того, что мы имеем на сегодняшний день, мы вряд ли получим. Если только по воле случая не обнаружатся неизвестные доселе архивы и факты.
Его величество случай - известный любитель вносить коррективы в земные планы. Известие о неожиданном открытии физика-экспериментатора повергло мир в шок. Как? Неужели это правда? Не просто газетная сенсация, очередная «утка»? Нет, граждане 21-го столетия, мы стоим на пороге новой эры коммуникаций. Мы сможем то, за упоминание о чем средневековая инквизиция мгновенно превратила бы нас в сочный гриль, люди 19-го столетия назвали шарлатанами, а современники – мечтателями. Мы действительно в силах теперь приподнять завесу тайны над прошедшими веками.
Я б французский выучил только за то… Я решила отправиться одна, значит, и переводчика у меня тоже не будет. К тому же, хотелось бы произнести все самые важные слова самой, а после – почувствовать его ответ обращенным к тебе, а не в пустоту. Ищу все свои старые записи, составляю примерный вариант разговора, вспоминаю забытые обороты и произношение буквы «р». Конечно, исторические справки говорят, что он владел семью языками, в числе которых был и английский, но почему-то мне казалось, что беседа должна пройти именно на французском – именно на нем он говорил последние четыре года жизни, которые-то меня и интересуют, именно на нем он произносил свои пламенные речи с трибун и писал яростные статьи в собственной газете. Лишь бы понять, что мне скажут в ответ. Если станет совсем плохо, перейду на английский, стоит оставить этот вариант в запасе. Словно с дипломатической миссией направляюсь…
Вот и долгожданное утро. Внутренне ощущается мандраж, словно я должна сдавать важный экзамен. В общем-то, почти так и есть. Собираю вещи – книга, документы (без них не пустят в сверхсекретную лабораторию, да и с ними пускают считанное число лиц, но я протеже Антона, так что все в порядке), платье нужного фасона – не отправляться же в конец 18-го столетия в штанах и рубашке, право, да еще и девушке. Только бы не потерять голову, когда окажусь на месте…Стоп, а если я не найду дом? Если я запутаюсь и не пойму, куда идти? Впрочем, сомневаться и рефлексировать уже поздно – я на пороге лаборатории.
-О, Жеан, проходи, мы уже готовы. Вот, по традиции, надо же отметить первое путешествие человека во времени! – Антон показал на стоящую на столе бутылку виски.
-Подожди с градусными настойками, - я подошла к столу и потрогала крышку бутылки. Плотно закрыта. Вот и славненько. Нетрезвый физик, который, к тому же, должен тебя запустить на пару сотен лет назад, не слишком вдохновляет.
-Что же получается, еще ни одно человека вы не запускали? А если что-нибудь случится?
-Женщины, вы такие трусихи, ей-богу! Не волнуйся, у нас тут все под контролем. Ты прилетаешь на место в кабине, похожей на лифтовую. Она «паркуется» в кустах (мы уже присмотрели подходящие). В ней мы оставляем человека, который будет ловить сигналы, сообщающие о твоих перемещениях. Для этого мы прицепим к тебе специальный датчик, не волнуйся, он хорошо замаскирован. Если что-то, не дай бог, идет не по плану – мы тут же поймаем твой сигнал и, в зависимости от обстоятельств, будем ждать тебя в кабине или же, что, конечно, крайне нежелательно, да и настолько же сомнительно, ибо период времени изучен вдоль и поперек, а, если я не ошибаюсь, ты не народное восстание отправляешься смотреть, а практически совершать променады по полупустынным улочкам Парижа, так что ничего сверхъестественного произойти не должно – мы сами выходим тебе навстречу.
-От твоих рассказов уверенности что-то не прибавляется.
-Да не переживай. Должны же мы тебя предупредить обо всех возможных рисках. Это, в конце концов, часть инструктажа. А теперь к делу. Что с костюмом?
-С собой. Напрокат взяла, - я указала пальцем на мешок, лежащий на полу.
-Ступай переодеваться, потом посмотрим, насколько правдоподобно.
Через пять минут Антон прямо-таки восторгался нарядом.
-Почему ты так всегда не ходишь? Ты необыкновенно мила! Стоп, что-то с ним не так… То есть не с ним. Забыла? Короткие волосы тогда носили только проститутки! Так что если не хочешь, чтобы тебя увлек подвыпивший студент, придется надеть парик. К счастью, мы решили устроить в подсобке костюмерную – в скором времени планируем открывать что-то вроде туристических экскурсий в прошлое. Особым успехом, говорят, будут пользоваться всевозможные балы. Когда я сказал о тебе начальнику, он решил, что ты тоже решила посетить торжество во дворце, и был премного удивлен твоей истинной целью посещения.
Да, немногие девушки в моем возрасте увлекаются подобными личностями… Им красавчиков с обложек да клубных завсегдатаев подавай. Несомненно, и в современной культуре есть достойные личности, однако с ними дело проще – они хотя бы живы, на них можно взглянуть, убедиться, что они живые и настоящие. Одного восхищающего меня мужчину – Брайана Молко – я уже увидела, чему безумно рада. Пришла пора отправляться к другому. До сих пор не верю, что все происходит в реальном времени…
-Ты выбрала точную дату?
-Весна 1793 года мне нужна, а дата – неважно.
-Хорошо, тогда запускаю случайный генератор чисел.
На световом табло зажглась надпись: «27 марта 1793 года. Париж»
-Готова? Заходи. И, Жеан, я тебя очень прошу, я знаю, какая ты впечатлительная, так что, пожалуйста, соблюдай план и не натвори дел.
-Одну секунду. Ты не помнишь, девушки тогда носили какие-нибудь сумочки?
-Вот тут точно тебе не скажу, а тебе нужно что-то с собой взять?
-Лист бумаги.
-Нет, она же изготовлена в наше время, ты чего. Он же журналист, а ты вроде пришла за советом, не думаю, что он откажет тебе в бумаге. А зачем тебе?
-Да так. Неважно. Я готова отправляться.
Захожу в кабину, подобрав полы платья. Плотно пристегиваюсь ремнем. По расчетам Антона, полет займет около двух минут.
-Жми кнопку!
Нажимаю «Старт». Кабина мягко трогается с места. Кажется, поднимаемся вверх, словно на суперсовременном лифте. А может быть, и вниз, стекол здесь нет. Так. Соберись с мыслями, ты сейчас в одном шаге от мечты.
Кабина приземлилась, двери автоматически открываются, приглашая меня выйти навстречу неведомому.
Я выхожу, несмело вдыхая – в голову лезут мысли о средневековом смраде на улицах. Нет, воздух чист. Осматриваюсь вокруг – действительно, приземлились мы в каких-то зарослях. Голос из динамика кабины (я узнаю Антона) сообщает:
-Полет прошел отлично! Теперь иди. По времени тебя, конечно, не ограничиваю, но, думаю, пары часов хватит. Если все идет, как задумано – возвращаешься сюда и тем же способом улетаешь. Если нет – об этом я тебе уже говорил. Удачи.
-Спасибо, она-то мне как раз не помешает.
Где я? В какой части города нахожусь? Эх, нет еще Эйфелевой башни и Триумфальной арки, не сориентируешься. Взгляд мой падает на стоящий рядом дом. «Rue Saint-Pierre» - читаю я на табличке. А я ведь даже не знаю, где он сейчас живет. История располагает только сведениями о последних двух месяцах его жизни, вспомни, его же постоянно преследовали, он регулярно менял место жительства. Хотя, может быть, он уже и осел на первом этаже того самого дома…
А пока у меня есть время прогуляться по узкой улочке Святого Петра – потом будет явно не до променадов.
Внимание мое привлекает проезжающий извозчик. «Они должны все знать, ну, как таксисты, надо спросить» - решаю я. Собираюсь с мыслями, вспоминаю все французские слова и решительно подхожу.
-Вам куда, барышня? – учтиво он спрашивает меня.
-Savez-vous, où monsieur Marat habite?
-Ami du peuple? Как же не знать. А Вам зачем к нему?
-Да так, по одному делу. Он же свободно всех принимает?
-Разумеется. Садитесь, я довезу Вас прямо до его дома. Он живет не один, Вы знаете?
-Oui, avec sa femme?
-Ну, строго говоря, она ему не жена, а так, подруга… Но зато какая! Несомненно, достойная. Вы не пугайтесь так, они люди добрые. Марат еще никогда не отказывал нуждающимся в помощи.
-Я знаю, поэтому и решила обратиться к нему.
-Vous voulez lui dire quelquechose serieux?
-Non, pas du tout. Просто хотелось бы узнать его мнение по некоторым вопросам. Значит, он действительно не такой злобный кровопийца, каким его живописуют в некоторых газетах?
-Барышня, я Вас умоляю. Думаю, понятно, что с такой искренностью, приверженностью делу и революционным пылом нельзя было ему не нажить множество врагов. Они и пишут эти гнусные пасквили. Но народ-то не проведешь, они знают его настоящего, поэтому все происки злодеев ни к чему не приведут.
-Но ведь подобные документы могут прочитать потомки, последующие поколения, которые ничего об этом не знают… Есть ли кто-то, кто пишет правду?
-Он сам и пишет. По-моему, единственный из множества журналистов, коих расплодилось невиданное множество в эти годы борьбы, не изменивший себе и своему делу.
Повозка остановилась.
-Вот мы и приехали, барышня. Смотрите, деревянная дверь, первый этаж. Там консьержка, вы ее предупредите.
Я расплатилась с любезным извозчиком (деньги мне предусмотрительно дал Антон, взявший их у знакомого – нумизмата) и отправилась в дом.
«Вверх по лестнице – приземлиться, вверх по лестнице – и в холл» - запел у меня в голове Майкл Стайп. Ну же, Жеан, пара ступенек. Дернуть дверь. Ты так боишься, как будто на эшафот восходишь.
Консьержку я попыталась проскочить, не удержавшись от московской привычки – там от бабулек никакого толку – но эта оказалась внимательной.
-Вы к кому, гражданка?
-Мне нужен господин Марат.
-Ох, можно было, значит, и не спрашивать. Все к нему, толпы страждущих идут! Крестный ход какой-то. Как его одного на всех хватает, ума не приложу. Великий человек, истинно великий. Попомните мои слова. Вы первый раз? Вам налево. Он живет на первом этаже. Там дверь, обитая темным сукном. Постучите в дверь три раза.
-Merci beaucoup.
Поворачиваюсь налево, строго следуя ее указаниям. А вот и вожделенная дверь.
Тук. Тук. Тук.
Мне открыла дверь приятная невысокая женщина с длинными каштановыми локонами, величественно спадающими на плечи, и ясными серыми глазами.
-Что вам нужно? Вы, наверное, к моему брату.
Значит, это Альбертина.
-Oui, мадемуазель Марат. Не подскажете, он может меня сейчас принять?
-Он сейчас немного занят, но вы не бойтесь, проходите к нему в комнату.
«Странно, откуда она знает, что я не замужем… Вообще, что-то странное в этой девчонке. Но пусть проходит, не думаю, что она с дурными намерениями».
Она подходит двери из светлого дерева и открывает ее.
-Поль, как можно было, впрочем, уже догадаться – к тебе гость.
«Как мило, они называют его вторым именем. Где-то я уже об этом читала…»
Ох. Господи, а теперь собраться с мыслями, не кричать, не восклицать. Помни, ты – обычная посетительница, таких у него сотни. Как же жаль, что нельзя раскрывать собственную личность, сказать, что я из будущего, из далекой России, что его любят и помнят и будут помнить. Как я попала сюда и зачем. Увы, я могу довольствоваться лишь разговором. Однако, вопросы для него я подбирала тщательнейшим образом, а, значит, сегодня должны разрешиться все мои сомнения относительно сущности этого человека.
-Bonjour, mon enfant. Присаживайся, - слышу я голос, но еще не могу никак взглянуть на его источник.
Наконец, я поворачиваю голову. Я словно во сне. Я вообще не верю, что это происходит.
Взору моему открывается небольшая, уютная комната, скромно обставленная. Из мебели тут всего лишь диван, пара табуреток да письменный стол. Как раз за столом и сидит говорящий.
Жан Поль Марат, великий деятель времен Великой Французской революции, да и не только ее – вот к кому я направляюсь. Вот кто уже не один месяц вызывает у меня искреннее восхищение и сочувствие. Слава Богу, он дома, а не в Конвенте, чего я опасалась. Конечно, можно было бы при…лететь и в другой раз, но я так настроилась на сегодня, что была бы крайне опечалена неудачным исходом.
-Добрый день, господин Марат. Я из…- роюсь в памяти, пытаясь вспомнить какой-нибудь город, не возбудивший бы подозрений – Бордо. Сюда приехала навестить друзей, и, конечно же, хотела увидеться с вами. О вас столько говорят и пишут, но все – разное. Желала бы составить собственное мнение.
-Бордо… Я там жил когда-то. В молодости. Когда еще занимался наукой. Я вообще много где жил *ХУЯЧЬ ЦИТАТУ ЖЕАН ТЫ ЗНАЕШЬ КАКУЮ*. Но что-то я пустился в воспоминания, а, между тем, я думаю, ты проголодалась с дороги, да я и слишком углубился в работу, - я замечаю на столе разрозненные листки, по-видимому, письма. – Мне пишут из всех уголков страны. Кто-то благодарит, кто-то жалуется, кто-то обвиняет… А некоторые сообщают ценнейшие сведения. Как раз сейчас я читал весточку от одного моего друга из Лиона, он там вроде как шпионит для нас. Но, пожалуй, самое время отведать вкуснейшей похлебки, которую готовит моя жена. Симона, милая, подойди сюда!
В дверях появляется невысокая молодая женщина, ее светлые волосы убраны под чепец, а поверх платья повязан передник. Симона Эврар, верная спутница последних двух лет его жизни.
Меня безмерно угнетало во всей его биографии то, что несмотря, казалось бы, на множество знакомых, осведомителей и даже людей, восхищавшимся им, о нем все равно пишут как о немыслимо одиноком человеке. И когда в процессе прочтения я дошла до момента их знакомства – я была искренне рада, что он, наконец, нашел себе преданную подругу, помогавшую ему во всех его делах, ухаживавшую за ним и без памяти его любившую до конца своих дней. Я очень хотела поблагодарить, конечно же, ее за поистине архангельское терпение, если она жила бок о бок с подобным человеком – бесспорно, гением, но, как говорил Гюго, «гений должен быть неровен. Не бывает высоких гор без глубоких пропастей». Надеюсь, вы поняли, о чем я. За ее искренность, смелость и отсутствие предрассудков – ведь, узнав, что они с Маратом даже официально не зарегистрировали брак, родственники были готовы лишить ее всяческих привилегий (а родственники второй стороны, между прочим, были очень рады, что теперь неугомонный Поль будет под присмотром и заботой женщины, все дела.). Нет, конечно, была сомнительная церемония в духе Руссо – когда солнечным весенним днем, вероятно, 1792 года, одухотворенный Марат подвел Симону к окну, бухнулся на колени и начал болтать что-то насчет «перед лицом природы, в этом храме я беру тебя в жены, бла-бла». Симона, разумеется, расплакалась от счастья. Вот, собственно, и все.
-Принеси нам, пожалуйста по тарелке похлебки да по чашке кофе.
-Извините, господин Марат… я не пью кофе, - сказала я на автомате.
-Правда? Ну, тогда, горячего шоколада.
Вот я и узнаю, что это за таинственный напиток, который в то время пили поголовно все. Заодно надо взять в заранее приготовленную пробирку несколько капель кофе, не знаю, правда, как. Это будет что-то вроде пробы, говорят, что тогда все напитки готовили совершенно по-иному. Та же история, что и с русской водкой.
В голове вертелась мысль: «Ого, ну ничего себе, у тебя тут ланч с Маратом намечается. Чаепитие с Молко, е-мое. Сама себе завидуешь».